В XIV-XV веках 90% русского крестьянства обитало в лесах – «вне истории». Это были 1-2-дворные кочевавшие семьи, занимавшиеся подсечно-огневым земледелием и бывшие вне юрисдикции Орды и князей. Урожай зерновых у них был сам-30-60, в 10 раз выше, чем у крестьян в XVIII веке. Но малый ледниковый период и сведение лесов прекратили этот русский рай.

История Руси, которую мы знаем, есть история древнерусского города, в котором жило менее 0,1% населения страны, а также история князей, бояр и княжеских крестьян, которых было около 10% общего числа жителей. Подавляющее большинство населения жило иначе — вдали от гнёта бояр и князей, от яростных, кровавых и аморальных княжеских междоусобиц, в которых горели и грабились городские посады и попадавшиеся по дороге деревни, от нашествий степных карательных отрядов. Мы знаем о том, как жило меньшинство населения, и неправомерно распространяем наше представление о жизни меньшинства на всё население, предполагая, что жизнью одной десятой русских людей жили все.

Давайте узнаем об этом подробнее…

Главным процессом российской истории была колонизация новых земель. В XII-XV веках зона освоения переместилась с южных (позднее украинских) на северо-восточные земли. Освоение славянами центра и севера Русской равнины шло двумя потоками. Колонизация была крестьянской и княжеской. Крестьяне бежали от княжеской власти. Следом двигались князья и сажали на новые земли зависимых от себя людей. Крестьяне двигались вдоль рек, в поймах которых вели интенсивное земледелие, а также углублялись в леса, где вели комплексное хозяйство, в основе которого были охота, собирательство и экстенсивное кочевое подсечно-огневое земледелие.

Крестьянская колонизация шла по рекам — естественным путям сообщения, используя летом водный транспорт, а зимой — санный. По рекам строились города, сёла, деревушки, отдельные рыбачьи и охотничьи хижины. Распахивались мысы рек и пойменные луга, которые в зоне неустойчивого земледелия давали наиболее устойчивые урожаи при тогдашней крайне низкой агротехнике.

Князья предпочитали большие пространства свободных от леса земель — ополий и расширяли их сведением под пашню лесов. Технология земледелия, применяемая при княжеской колонизации, в отличие от крестьянской, была интенсивной — двух- и трёхполье. Такая технология позволяла осуществлять концентрацию населения на небольших территориях, что и давало возможность княжеской администрации держать под своим контролем крестьян.

Монгольское нашествие XIII века внесло коррективы в интенсивность и характер обоих колонизационных процессов. Монгольский каток проехался по княжеским опольям, но не мог сколько-нибудь существенно затронуть бедные и малочисленные селения, созданные в ходе крестьянской колонизации. На первых порах после нашествия княжеская власть была сильно ослаблена. Дружины князей (единственный в то время инструмент власти, поскольку церковь ещё не была в состоянии оказывать сильное воздействие на умы людей) сильно поредели после сражений с кочевниками. Наступил период максимальной независимости личности от власти в Восточной Европе.

 

 

Во время так называемого «татаро-монгольского ига» крестьянская колонизация успешно продолжалась. Однако теперь она была почти полностью переориентирована на экстенсивное кочевое подсечно-огневое земледелие. Стали осваиваться леса. В местах концентрации княжеской власти было тягостно от повинностей и неспокойно от междоусобиц, столь часто разрешаемых с помощью отрядов, которые князья вызывали из Орды. Население городов и вокруг них росло много медленней, чем в лесах. В XV веке 70% населения Северо-Западной Руси жило в лесных деревнях — в одно-двухдворках, всего же в лесных поселениях—в одно-двух и трех-четырех дворках—было сосредоточено 89% населения Руси.

Специфический кочевой тип хозяйствования при подсечно-огневом земледелии делал крестьян если не полностью, то в значительной степени независимыми от власти бояр и князей. В населенных пунктах вне леса, насчитывающих более 50 дворов, жило 0,1% населения  . Из этих данных, полученных в результате многолетних археологических раскопок и анализа писцовых книг научным коллективом под руководством А. Шапиро, следует, что история Руси, которую мы знаем, есть история древнерусского города, в котором жило менее 0,1% населения страны, а также история князей, бояр и княжеских крестьян, которых было около 10% общего числа жителей. Подавляющее большинство населения жило иначе — вдали от гнёта бояр и князей, от яростных, кровавых и аморальных княжеских междоусобиц, в которых горели и грабились городские посады и попадавшиеся по дороге деревни, от нашествий степных карательных отрядов, наконец, от церковной пропаганды. Мы знаем о том, как жило меньшинство населения, и неправомерно распространяем наше представление о жизни меньшинства на всё население, предполагая, что жизнью одной десятой русских людей жили все.

 

 

Крестьяне в лесу жили догосударственной жизнью, парными или большими семьями, вне сферы власти и давления общины, отношений собственности и эксплуатации. Подсечное земледелие строилось как система хозяйства, основанная на отсутствии собственности на землю и лес. При необходимости крестьянской семьёй захватывался и расчищался новый участок в лесу, стволы деревьев при этом подсушивались и сжигались, зола вносилась в почву. Земля обрабатывалась мотыгой или бороновалась «суковакой», и участок был готов для эксплуатации в течение 3-4 лет, после чего почва истощалась и необходимо было осваивать новый участок, переходя на новое место.

После того как подсеку забрасывали, угодье вновь становилось ничейным. Подвижность крестьянина (отсутствие у него постоянного жилья) вытекало непосредственно из производственной структуры подсечного земледелия. Для крепостного крестьянина, работавшего на барина на надельной земле, подобная подвижность была исключена. Для осуществления самой трудоёмкой операции при подсечном земледелии — валки леса — был нужен полный состав большой патриархальной семьи, но — что важно — не рода. Трудозатраты на единицу площади при подсечно-огневом земледелии были больше, чем при пашенном, примерно вдвое, но отнесённые к полученному урожаю, они меньше в 1,5-15 раз.

Проанализировав большое число источников, историк Петров писал, что «почти всегда можно получить 100 пудов при посеве 3 пуда на десятину, с плодородных лесопаров». Это означало получение урожая сам-30-35 (а порой и сам-50-60), совершенно невероятного в условиях пахотного земледелия (правда, при использовании гораздо большей территории из-за необходимости перемещать обрабатываемые делянки с места на место). Для сравнения: согласно писцовым книгам, средний урожай на пашне в XIV—XV веках составлял сам-3-5, максимальный — сам-6-9, минимальный — сам-2. На лучших пойменных землях, удобряемых естественным путём — весенним илом («поилком»), средний урожай ржи был сам-4, овса — сам-3, высокие урожаи для ржи — сам-7. Даже в XVIII веке, когда уже достаточно широко применялся в качестве удобрения навоз, средний урожай на пашне — сам-3, на паре — сам-6.

 

Приведённые данные позволяют сделать вывод: неурожай на десятине подсеки соответствовал в средневековье хорошему или даже максимальному урожаю на десятине пашни. В рассматриваемое нами время для семьи из 5 человек нужно было 75 пудов зерновых. При плохом урожае в условиях подсечно-огневого земледелия (сам-10 на «кубышах») получали 40 пудов с десятины. В этом случае на семью нужно было засевать две десятины. При пожоге векового леса для семьи достаточно было одной десятины. Согласно технологии подсечно-огневого земледелия, минимальный размер одной новины (нивы, ляды) составлял 0,75 десятины. Известно, что одна семья имела не одну ниву в лесу, а несколько. Таким образом, при подсечном земледелии крестьянин застраховывал себя практически от любых неурожаев. Действительно, столь частые в средневековье голодовки имеют своим адресом не лес, а пашни, где крестьянской семье нужно было иметь минимум 6 десятин.

Безопасность, устойчивость существования, высокие урожаи, получаемые при подсечно-огневом земледелии, обусловили темпы роста населения, немыслимо высокие не только для Западной Европы того времени, но и для всех стран и народов средневековья: в XV веке население Северо-Западной Руси удвоилось. Эти высокие темпы роста населения привели Русь к кризису: были исчерпаны возможности технологии подсечно-огневого земледелия, требовавшего в десятки и даже сотни раз больше пространств земли, чем при пахотном. На севере крестьяне «уткнулись» в территории, где из-за климатических условий невозможно было выращивать рожь, а на востоке – в территории, подконтрольные Казанскому княжеству (в Поволжье).

В конце XV века Русь была вынуждена перейти к технологии пашенного земледелия. Переход означал снижение производства зерновых — основы средневековой экономики — в 3-5 раз. Это падение произошло быстро, возможно, в ходе смены двух-трех поколений — за 40—50 лет. Ситуацию усугубило ухудшение климатических условий. После длительного периода климатического оптимума новой эры (с VIII века) в середине XVI века начался так называемый «малый ледниковый период». Переход от благоприятных климатических условий к неблагоприятным пришелся на XV век. Для любого переходного периода характерны высокая степень неустойчивости погоды, экстремальные природные явления: засухи, наводнения, бесснежные морозные зимы. В XV веке общие закономерности еще раз подтвердились.

 

 

Хозяйственный кризис, спровоцированный демографическим ростом и невозможностью далее эксплуатировать основную технологию земледелия (технологический кризис), ухудшение природных обусловили экономический, политический и идеологический кризисы. Экономический кризис выражался в падении уровня и качества жизни, политический — в неспособности господствующих слоев поддержать прежний уровень жизни населения без радикальных социально-экономических и социально-политических реформ.

Эти реформы требовали идеологического обоснования. Всё это вместе составляло социально-экологический кризис, самый тяжелый вид кризиса, который время от времени переживает общество. Выйдя из леса, точнее, сведя леса, соединив селения дорогами, к середине XV века лесные в прошлом жители, возросши численно, стали сельскими, деревенскими. Одинокий лесовик, в недавнем прошлом член либо парной семьи, либо большой патриархальной семьи, стал членом социума — соседской общины и оказался вовлечённым через церковь и государство в жизнь всего этноса.

С этого момента редкая и разорванная ткань этноса стала более плотной и непрерывной. Одной жизнью начали жить и разбросанные на больших пространствах лесные люди, и люди, живущие компактно в городах и опольях. Былая защищенность лесовика от внешних и внутренних врагов осталась в прошлом, а доступность обложению налогами и повинностями со стороны мелких и крупных феодалов резко возросла. При столь быстрых переменах во многих сферах жизни человек не мог избежать стрессового состояния и не стремиться к выходу из него. Далее сработало универсальное правило: если общество не может найти выхода из кризиса (точнее, его рядовые члены не могут сами остановить падение уровня и качества жизни), оно делегирует свои права государству.

 

 

Рядовой крестьянин второй половины XV века, в отличие от предков XIII-XIV веков, выбирал не между свободой и зависимостью, а перед ним был выбор подчинения: боярину, монастырю или государю. Как показало развитие политических событий второй половины XV века, создание централизованного государства если и не отвечало прямо, то никак не противоречило желаниям большинства населения, тем более что государство на первых порах не слишком ущемляло свободного трудящегося человека. Крестьяне явно предпочитали государя вотчиннику.