В очередном опусе изобретателя военного новояза, как всегда, нет глубокого анализа, поучительности и полезных для современности выводов
Борис Соколов

Алексей Исаев. «Освобождение 1943. «От Курска и Орла война нас довела…» М., ЭКСМО, «Яуза», 2013, 554 стр. «Курская битва». Первая иллюстрированная энциклопедия. М., ЭКСМО, «Яуза», 2013, 368 стр.

Книги военного историка Алексея Исаева, посвященные переломному в истории Великой Отечественной и Второй мировой войн 1943 году, отличают те же особенности, что и другие труды этого весьма плодовитого автора. Это крайняя фрагментарность изложения и весьма выборочное цитирование источников. Цельной картины не получается, но Исаеву это и не надо. Его задача – дать отдельные яркие мазки событий, подтверждающие основные выводы.

В принципе против такого подхода возразить нельзя. Количество одних только опубликованных источников и исследований по истории Второй мировой войны давно уже зашкаливает. Даже если ограничиться лишь 1943 годом и советско-германским фронтом, любой исследователь может охватить лишь малую часть опубликованного. А ведь применительно к советской стороне до сих пор по большей части не опубликованы и недоступны историкам такие важные документы, как материалы планирования операций Генштабом, донесения его представителей в штабах армий и фронтов, донесения особых отделов об оперативной обстановке, записи переговоров Ставки с командующими армиями и фронтами. Без документов планирования операций невозможно судить, насколько эффективно они проводились и в какой мере были достигнуты поставленные цели. Здесь нам часто приходится опираться на мемуары генералов и маршалов, от которых как от заинтересованных лиц трудно ждать объективности. Порой столь же необъективны их ежедневные донесения в Ставку, особенно о неудачах советских войск. Наоборот, донесения генштабистов и особистов рисуют ход сражений более объективно, поскольку они отвечали не за исход боев, а за предоставление наверх максимально достоверной информации. Есть еще один фактор – объем книги, в котором все факты при всем желании не отразишь. Но весь вопрос в том, насколько корректно происходят выбор и анализ источников.

Настораживает то, что Алексей Исаев в большинстве случаев предпочитает не приводить данные о соотношении сил и средств сторон. Статистики в его книгах много, но, как правило, приводятся только отрывочные и несопоставимые данные о численности отдельных соединений, их оснащенности техникой и потерях, а обоснование тех или иных цифр отсутствует. Поэтому нет возможности реально оценить соотношение уровня военного искусства Красной армии и вермахта. Тем самым у читателя создается впечатление, что ему говорят всю правду, в том числе о потерях, а в действительности автор довольно ловко манипулирует цифрами.

В огороде бузина

Например, в труде о Курской битве автор приводит данные американских исследователей о расходе боеприпасов тяжелых калибров в июле и августе 1943 года вермахтом и Красной армией. Из них следует, что немцы значительно превосходили наши войска по этому показателю как в период Курской битвы, так и в 1943 году в целом. Но вывод из этого факта автор делает довольно странный: «В немалой степени это (перевес немцев в использовании тяжелой артиллерии. – Б.С.) объясняет соотношение потерь сторон и сравнительную ограниченность успехов советских наступательных операций – отсутствие окружений крупных группировок противника. Немецкие соединения могли держаться на достаточно широком фронте, опираясь не на огонь стрелкового оружия, а на огонь артиллерии. Также отставание в настреле тяжелых орудий являлось одной из причин более широкого использования Красной армией танков – они в некоторой степени становились заменой града тяжелых снарядов, обрушиваемых на позиции противника».

“ Гитлер мобилизовывал в армию только тех, кого мог обучить и вооружить, а Сталин – всех, кого мог мобилизовать ”

Тут аргументация построена по принципу: в огороде бузина, а в Киеве дядька. Каким образом более широкое применение танков советской стороной могло компенсировать недостаток тяжелой артиллерии? Ведь советские танки были вооружены 76-мм орудиями и практически не применялись так, как используется тяжелая артиллерия: разрушение укреплений противника, а их на Курской дуге было немало, подавление неприятельской артиллерии, в первую очередь крупного калибра. Против танков немецкая тяжелая артиллерия почти не применялась, а советские танки в свою очередь летом 1943-го не имели возможности поражать позиции немецкой тяжелой артиллерии.

С другой стороны, в обороне немецкие войска держались прежде всего не силой стрелкового оружия, а силой полевой артиллерии средних калибров, а также противотанковой артиллерии. К перевесу в крупных калибрах это не имеет прямого отношения. В качестве гипотезы можно предположить: тяжелая артиллерия (и авиация) вермахта сравнительно успешно подавляла советские тяжелые батареи, что вызывало уменьшение активности советской крупнокалиберной артиллерии. Но тут же Исаев приводит данные о подавляющем превосходстве Красной армии по числу выстрелов 120-мм минометов, что, по всей видимости, частично компенсировало превосходство вермахта в калибре артиллерии 150 миллиметров и выше, хотя по дальности стрельбы советские минометы значительно уступали.

Что же касается общего соотношения потерь в людях, танках и самолетах, которое в Курской битве и других операциях 1943 года было неблагоприятно для советской стороны (хотя итоговых цифр потерь по Курской битве Исаев не приводит), то оно объяснялось не столько превосходством немцев в тяжелой артиллерии (причем речь идет лишь о числе выстрелов, а не о числе орудий, и данные о числе крупнокалиберных орудий в книгах Исаева также отсутствуют), сколько общим превосходством вермахта в тактической выучке бойцов и командиров, более грамотной организацией взаимодействия родов войск и лучшей работой штабов.

Явная нестыковка происходит в книге «Освобождение» с потерями и численностью 3-й танковой армии П. С. Рыбалко в феврале-марте 1943 года. Сначала сообщается, что к началу сражения за Харьков армия насчитывала 57 557 бойцов и командиров. Затем говорится, что «согласно отчету оперативного отдела штаба армии о боевых действиях в феврале-марте 1943-го в результате боев за Харьков армия потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести 11 489 человек». Как можно понять, это потери за весь период Харьковского сражения, в котором армия Рыбалко участвовала со 2 февраля по 25 марта.

Однако далее читаем, что «к началу боев западнее Харькова 3-я танковая армия насчитывала 49 663 бойца и командира». Таким образом, еще до начала немецкого контрнаступления армия успела потерять 7894 человека. Между тем основные потери танкисты Рыбалко понесли как раз в ходе контрнаступления, когда многие соединения армии оказались в окружении. Как-то не верится, что они достигли всего 3595 человек. Более вероятно, что документы о потерях окруженных соединений были утрачены и их данные в отчет не включены.

К этой армии автор питает особую любовь и задает читателям одну загадку за другой. Он утверждает: «На 18 февраля 1943 г. в 3-й танковой армии формально числилось 432 танка. Однако из этого числа 122 ремонтировались на дорогах, 214 машин были подбиты или технически неисправны и находились на дорогах и полях боев по пути от Россоши до Харькова» («Освобождение»). Невозможно понять, какие категории бронетехники имеются в виду. Ни на каких дорогах танки, разумеется, не ремонтируются, равно как не ремонтируются и на полях сражений, а только в мастерских. На дорогах и полях сражений остается только безвозвратно потерянная техника, которая в составе армии не числится. Если 122 и 214 танков в данном случае относятся к различным категориям ремонта, то надо пояснить, каким именно. Если же техника повреждена, но не в ремонте, то фактически она потеряна безвозвратно и ее по отчетам заносят в поврежденную лишь для того, чтобы уменьшить безвозвратные потери.

Как отмечается в «Освобождении», только Воронежский фронт за счет призыва непосредственно в части в феврале и марте 1943 года пополнил свою численность на 29 886 человек, тогда как централизованным путем получил пополнение только в 20 838 человек. Значит, призыв с оккупированных территорий в 1943–1945 годах зачастую превышал централизованный призыв (а ведь призыв непосредственно в части существовал и в конце 1941-го, и в 1942-м). Исаев приводит мнение командования 3-й танковой армии, весьма низко оценившего качество этих призывников: «Практика доукомплектования войск армии личным составом за счет местного населения (с освобожденной от противника территории) без предварительной обработки этого пополнения себя не оправдала. Вливавшееся в части это пополнение, будучи необученным и необмундированным, не усиливало ослабленные части, а еще более ослабляло, становясь обузой для частей, которые не в состоянии были не только их кормить и обмундировать, но подчас и вооружить». И делает вывод: «Такое эрзац-ополчение было признано неэффективным».

Признано, может, и было, только никто не собирался от него отказываться. Например, Южный фронт в сентябре 1943-го призвал таким образом 115 тысяч человек, а 1-й Украинский фронт в феврале-марте 1945-го – более 40 тысяч, главным образом из числа бывших «остарбайтеров», в том числе и женщин. Получается, что помимо 34,5 миллиона человек, официально призванных в армию или служивших в ней к началу войны, были еще миллионы призывников, этой цифрой не покрываемых. Потому-то реальные безвозвратные потери Красной армии оказываются многократно больше официальных цифр. Гитлер мобилизовывал в армию только тех, кого мог обучить и вооружить, а Сталин – всех, кого мог мобилизовать.

Почему-то численность Центрального фронта Рокоссовского к началу Курской битвы Исаев в обеих книгах определяет лишь в 711 575 человек, ссылаясь на публикацию 1958 года. А в вышедшем в 1993-м сборнике «Гриф секретности снят» авторы, отнюдь не склонные завышать количество советских военнослужащих, во всех переизданиях утверждают, что у Рокоссовского было 738 тысяч солдат и офицеров. В приложении к книге «Курская битва» Исаев оценивает личный состав Центрального фронта на 5 июля, причем со ссылкой на ЦАМО, вообще 464 179 человек. А численность Воронежского фронта, опять со ссылкой на изданный в 1958 году 2-й том «Операций советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», указывает значительно большую, чем в издании «Гриф секретности снят»: соответственно 625 590 и 534 700. В данном случае разница, вероятно, возникла из-за того, что авторы «Операций» включили в состав Воронежского фронта 5-ю гвардейскую и 5-ю гвардейскую танковую армии, переданные из Степного фронта уже после начала сражения.

Кто сколько потерял

Потери 9-й немецкой армии в период с 5 по 11 июля Исаев определяет в 22 273 человека и сравнивает их с потерями Центрального фронта в 33 897 человек. Однако в данном случае советские потери занижены по крайней мере в два с половиной раза. К 12 июля численность Центрального фронта сократилась до 645 300 человек и с учетом незначительного изменения состава соединений фронта истинные потери должны были составить не менее 85,6 тысячи человек.

С немецкими войсками не лучше. Опять-таки в обеих книгах, поскольку разделы о Курской битве в них в значительной мере дублируются, на одной и той же странице сначала утверждается, что перед началом Курской битвы в составе 9-й армии Вальтера Моделя было 920 танков (только танков!), а затем в таблице ей оставлено лишь 707 танков и САУ. Во-первых, САУ (штурмовые орудия), в том числе знаменитые «Фердинанды», у Моделя, несомненно, были, о чем сам Исаев в указанных книгах пишет неоднократно. Во-вторых, логика научного исследования требует попытаться объяснить, почему вдруг даже с прибавлением штурмовых орудий в 9-й армии количество бронетехники сократилось более чем на 200 единиц. Но Исаев даже не пытается это сделать. В любом случае в ударной группировке Манштейна на противоположном фасе Курской дуги бронетехники было значительно больше (по мнению Исаева, 1508 танков и САУ).

Вторая причина заключалась в том, что до начала «Цитадели» Рокоссовскому успели подвести дополнительные боеприпасы, а Ватутину нет, так что при отражении германского наступления Центральный фронт израсходовал значительно больше снарядов и мин, чем Воронежский.

Исаев отмечает, что контрудар под Прохоровкой немцам удалось отразить «без потерь, приводящих к утрате боеспособности», но какие именно потери понес в сражении 2-й танковый корпус СС, не сообщает. Между тем, как установил германский историк Карл-Хайнц Фризер, немцы безвозвратно потеряли лишь три танка, а всего 55 танков и штурмовых орудий. Это против 334 танков и САУ, безвозвратно потерянных 5-й гвардейской танковой армией.

Описывая бой 3-й гвардейской танковой армии у Сосково 9–10 августа, Исаев утверждает, что первые атаки на эту деревню были предприняты еще 9 августа, а потом «Рыбалко решил собрать в кулак оставшиеся танки, создать сильную танковую группу для удара в обход Сосково с севера, в тыл оборонявшим его немецким частям. Всю ночь саперы снимали минные поля на намеченном направлении удара танков. Ранним утром 10 августа танковая группа начала наступление. Она прорвалась на 2–3 км в глубину немецкой обороны, но пехота оказалась отсечена от нее». Автор утверждает, что потери танковой группы, по советским данным, составили 65 танков и САУ. В этом позволительно усомниться. Сохранилась грозная телеграмма заместителя начальника Генштаба А. И. Антонова Рокоссовскому: «По данным Генштаба, танковая группа 3-й гв. ТА в количестве 110 танков 10.8 в боях за выс. 264,6 потеряла 100 танков, т. е. по существу была уничтожена противником». Рокоссовский пытался скрыть этот факт и, выведя армию Рыбалко в резерв, тем же вечером 10 августа донес в Ставку, что утром 11-го она вновь пойдет в бой. Однако кто-то, вероятно, представитель Генштаба в армии, сообщил в Москву, что 11 августа армия Рыбалко потеряла 100 танков и уже в резерве. Вследствие этого разбросать потери, по всей видимости, решили на 9–10, а не 10–11 августа. Поэтому, по советским данным, на 10 августа приходится только 65 подбитых танков.

В «Освобождении» говорится, что в результате неудачного июльского наступления советских войск на реке Миус «ударная группировка Южного фронта была оттянута назад». Но она была не просто оттянута, а в значительной мере уничтожена, поскольку при ликвидации плацдарма немцы захватили около 20 тысяч пленных. Также сомнительно утверждение, будто далеко не все 585 выведенных из строя в ходе июльского наступления танков были потеряны безвозвратно. Ведь вся поврежденная техника осталась на плацдарме, который войскам Толбухина пришлось спешно оставить.

Автор утверждает: «Предложения лечить проблемы (лечат все-таки болезни, а не проблемы. – Б.С.) 1941–1942 гг. «преднамеренной», «прочной» обороной не просто смешны или наивны. Они не учитывают реальных возможностей Западного, Брянского, Сталинградского и других сильно пострадавших фронтов по построению обороны, сравнимой с позициями Центрального фронта. Такие силы, которые были сконцентрированы в руках Рокоссовского, были вполне пригодны для организации наступления с неплохими шансами на успех. Если бы возможности Рокоссовского были у Конева в октябре 1941 г. или у Тимошенко в июле 1942 г., они могли бы не ждать у моря погоды, а наступать и громить противника».

Это положение стоит уточнить. Дело здесь не столько в наращивании советских сил, сколько в ослаблении немецких. С 1 июля 1943 года, кануна Курской битвы, и вплоть до 1 мая 1945 года численность германской сухопутной армии на Восточном фронте неуклонно снижалась. По оценке германского историка Рюдигера Оверманса, с 3,1 миллиона до 1,5 миллиона человек. Это происходило как из-за перебросок сил на Запад, так и из-за невозможности восполнить все возраставшие потери. Это увеличивало численное превосходство Красной армии, ставя вермахт в безвыходное положение. Когда соотношение войск было 1:1 или 1,5:1 в пользу Красной армии (как в 1941-м, причем численного перевеса немцы не имели никогда), вермахт успешно наступал на всех направлениях, создавал гигантские «котлы» и захватывал миллионы пленных. При соотношении 1:2, как летом и осенью 1942 года, немцы успешно наступали на одном направлении, захватывали сотни тысяч, а не миллионы пленных. Когда же советский численный перевес возрос до 2,5–3:1, как в ходе Курской битвы и последующих сражений 1943-го, немцы могли предпринимать лишь ограниченные наступления с захватом десятков тысяч пленных.

В результате наступлений Красной армии немцы оставляли значительные территории, но вплоть до середины 1944 года не несли больших потерь пленными. Исключением стал Сталинград, но там гибель 6-й армии стала следствием политической ошибки Гитлера, не позволившего Паулюсу отступить к Дону. А после высадки союзников в Нормандии и до конца войны, когда советский численный перевес стал 4:1 и более, Красная армия успешно наступала, захватывая десятки и сотни тысяч пленных, а немцы могли наносить лишь ограниченные контрудары. При этом в 1941-м и в первой половине 1942-го не имело большого значения, наступала РККА или оборонялась, поскольку во всех случаях, исключая московское контрнаступление в декабре 1941 года, она в итоге терпела поражение и несла безвозвратные потери, в десятки раз превышавшие неприятельские.

Во второй половине 1942-го вынужденное отступление на юге, вероятно, спасло советские войска от еще большего разгрома, но уже с сентября Красная армия опять наступала, пытаясь отрезать армию Паулюса. В Курской же битве, и здесь можно согласиться с Исаевым, переход советских войск в наступление первыми, возможно, даже уменьшил бы советские потери и привел бы к более существенным и быстрым результатам, чем преднамеренная оборона. Но утверждение Исаева, будто «лучшим способом остановить наступление противника является собственное успешное наступление», никак не может быть принято в качестве абсолюта. Все зависит от конкретной обстановки.

От «лидирования прорыва» до «щелчка по носу»

Рассматривая Мелитопольскую наступательную операцию, Исаев утверждает, что к 26 сентября 1943 года Южный фронт насчитывал 311 246 человек, и на этом основании пишет, что он «не обладал значительным численным превосходством» над противостоявшей 6-й немецкой армией, насчитывавшей к 29 сентября 200 603 человека. Однако в сборнике «Гриф секретности снят» приведена другая численность Южного фронта к началу операции – 581 300 человек. Это делает его перевес над армией Холлидта практически трехкратным и заставляет предположить, что число 311 246 относится только к боевому составу.

Кстати, Исаев отмечает: 19 октября в состав Южного фронта вошла 3-я гвардейская армия, что увеличило численность советских войск еще на 68 299 человек. В «Освобождении» утверждается, что «за период Мелитопольской операции войсками 4-го Украинского фронта были взяты в плен 22 207 солдат и офицеров противника». В этой цифре позволительно усомниться. Потери 6-й немецкой армии в период с последней декады сентября до первой декады ноября составили 4077 убитыми, 16 681 ранеными и только 3591 пропавшими без вести. Даже если предположить, что какая-то часть пленных пришлась на находившуюся в составе 6-й армии одну румынскую дивизию, приводимой Исаевым цифры и близко не получается.

Как отмечает В. П. Галицкий (Военно-исторический журнал, 1990, № 9), за значительно больший период – с 20 октября 1943 по 1 марта 1944 года 4-й Украинский фронт захватил лишь 10 687 пленных. Явно завышенные данные о пленных из боевого донесения командования фронтом (данные о 85 тысячах убитых немцев из того же донесения Исаев опустил как явно фантастические) понадобились для того, чтобы несколько сгладить впечатление от больших потерь Южного (4-го Украинского) фронта, составивших, даже по явно заниженным данным сборника «Гриф секретности снят», 283 706 человек, в том числе 60 980 убитых и пропавших без вести.

Стиль автора порой просто восхитительный. Исаев утверждает: «Щелчок по носу под Харьковом в период полета на крыльях успеха под Сталинградом гулко отозвался на самом верху» («Освобождение»). Так и представляешь парящего на крыльях успеха Сталина. Только вот на каких крыльях должен был тогда лететь Манштейн, чтобы щелкнуть генералиссимуса по носу? И где тогда отозвался тот щелчок? Ведь выше Сталина был один только Бог. Или на крыльях успеха летел вовсе не Сталин? Но тогда кто – Жуков, Василевский, Голиков, Ватутин? Пусть бы автор уточнил этот вопрос в последующих переизданиях.

Или вот: «Лидировать прорыв из окружения должна была 13-я танковая дивизия». Лидировать можно в матче или в чемпионате. Лидер – это тот, кто впереди. Но в данном случае речь идет о прорыве к своим, то есть назад. Возможно, здесь имеется в виду, что при прорыве дивизия должна была действовать в авангарде, хотя не исключено, что в действительности она должна была прикрывать отход – задача при прорыве из окружения не менее ответственная.

Все сказанное выше не означает, что в трудах Исаева нет ничего заслуживающего интереса. Отдельные архивные данные, равно как и данные из преимущественно англоязычных источников, безусловно, заслуживают внимания, но требуют грамотного подхода. Так, опираясь на опубликованные немецкие и советские архивные источники, Исаев смог создать яркую и двустороннюю картину сражения за Харьков в феврале-марте 1943 года. Отмечу также хорошие иллюстрации боевой техники в энциклопедии «Курская битва».